Выйдя в предполье железной дороги, отряды Блюхера замедлили темп, а потом совсем остановились. Связано это было не столько с необходимость перегруппироваться и подтянуть тылы, сколько с опасением, что на открытом пространстве их больше не защищали естественные преграды. А так как о возможностях Белых имелись крайне смутные представления, Блюхер не торопился принимать ответственного решения, выбросив во все стороны конные разъезды разведчиков, которые и пытались нащупать новую линию соприкосновения с противником.
У Белых ситуация была схожей. Ещё недавно они упивались от побед собственного оружия (Симбирск был взят 22 июля, Казань – 7 августа), как вдруг из мрачных дебрей Уральских гор, как чёрт из табакерки, выскочила неисчислимая орда партизан, возглавляемая яркими медийными персонами, которых по версии не только жёлтой, но и официальной прессы арестовали, убили и расстреляли уже не по одному разу. А теперь они находились в паре переходов от Уфы. Как здесь не разволноваться, тем более, что серьёзных сил для противодействия Красным под рукой не было.
Именно поэтому несколько дней противники провели в относительном бездействии. Белые лихорадочно собирали силы, Блюхер же осторожно искал, где эти силы появятся, готовясь к новому раунду сражений.
Первым, что сделали Белые - наконец-то озаботились единоначалием, поставив главным командира уфимского гарнизона генерал-майора Тиманова. 26 августа под его начало перешёл генерал Печёнкин с остатками 3-й дивизии, а также чешские и польские легионеры. Включая вновь прибывающие части (так, например, в Уфе разрешили задержать Бугурусланский полк). Всё это позволило сформировать следующие отряды: под Иглино – 800 штыков, 2 орудия; Западный под Новым Юрмашом – 800 штыков, 5 орудий; Южный (3-я дивизия) – 500 штыков, 700 сабель, 3 орудия; Восточный вблизи с Тавтимашево – 600 штыков, 300 сабель. Отдельный сводный отряд занял мост через Шакшу (считай перекрыл дорогу на Уфу) и т.п. В общем, включая многочисленную мелюзгу, набиралось под 6 000 человек, что как бы должно хватать для оборонительных действий, но, учитывая территориальный разброс, требовало от белого командования, наоборот, активности при грамотном управлении.
Блюхер выстроил свой отряд в виде каре, где основные задачи по штурму железной дороги были отданы верхнеуральцам в силу того, что они менее всего устали в предыдущих боях, да и уже подошли к ней. Для чего их усилили уральским отрядом и архангельцами. На левом фланге должен был выступать Троицкий отряд, а на правом богоявленцы, которые при этом часть сил должны были отрядить на защиту тылов.
28 августа партизаны начали штурм железной дороги, основные события которого развернулись под станцией Иглино. На ней находились части чешских и польских легионеров ориентировочной численностью под 800 человек. Не бог весь какое количество, однако, местность благоволила обороняющимся, которые к тому же представляли из себя кадровые части. При этом партизанское руководство не сумело должным образом вскрыть численность вражеской группировки и не сосредоточило против неё преобладающей силы. Бой начинался в классическом раскладе: ополченцы против профессионалов. Белые, молча, подпустили красные цепи поближе. Тем самым вызвав нетерпение у 2-го батальона богоявленцев, который без команды бросился в атаку на противника. И попал под кинжальный огонь замаскированных пулемётов, цепи 2-го батальона смешались и побежали назад. Привычные к такой картине легионеры без раздумья бросились в контратаку и, захватив близь лежащую высоту, начали обстрел деревни Алаторки, где находились резервы, обоз и лазареты. Впрочем, здесь натолкнулась коса на камень. Ополченские отряды давно превратились в армию, которую досадные неудачи на одном из участков фронта уже не смущали. Во-первых, побежали не все партизанские части, другие, прогнувшись под ударами, остались на месте и нависали над флангом атакующего противника; во-вторых, в бой сразу же были введены резервы, которые, вбирая в себя бегущих красноармейцев, сумели остановить белогвардейские цепи. Ну, а удары конных сотен во фланги - заставили Белых пятится обратно к станции. Сражение остановили лишь надвигающиеся сумерки, что означало перенос решающего штурма на утро.
Впрочем, он не состоялся, что очень точно характеризует настрой чехословацких частей. Каких-то своих сокровенных целей в разгорающейся гражданской войне в России они не видели, поэтому больше увлекались грабежами и коллекционированием шмотья. Конечно, они были не против, лёгким нажимом, разогнать полуанархические отряды Красной Гвардии, но участвовать в жёсткой рубке, отнюдь, не горели. Именно поэтому утром 29 августа изумлённые партизаны увидели, как 5-ю эшелонами легионеры покидают станцию, бросив, о боже, там даже часть обоза. Где оказались огромные запасы муки, которые, в виду невозможности полного вывоза, были розданы на руки населению.
Ещё с серьёзным сопротивлением пришлось столкнуться на левом фланге, где Троицкому отряду не удалось взять штурмом мост через Шакшу, которую обороняло четыре сотни штыков и артиллерия. Противник не только крепко держал оборону, но и успешно контратаковал, что вызвало необходимость привлечения резервов. Что, однако, всё равно не привело к взятию моста и имело в дальнейшем свои неприятные последствия.
Однако наиболее сложное положение 29 августа сложилось в тылу Красных, где в наступление перешёл Западный отряд Белых. Учитывая тот факт, что фронт здесь держала слабая завеса из ослабленных партизанских частей, он без труда взял Калтыманово и подошёл к Михайловскому, где находился штаб Блюхера. Положение сложилось критическое. Выкручиваться пришлось Томину, который выставив в оборону штабистов, сам стрелой метнулся в сторону Зубовки, где находились две сотни разинцев и батальон стерлитамакцев. Они были быстро развёрнуты на Михайловку, при этом стерлитамакцы атаковали противника в лоб, в то время, когда Томин с кавалеристами ударил его во фланг. Именно его безбашеная атака расстроила ряды Белых, а при нажиме стерлитамакцев с фронта – обратила в бегство. Западный отряд был отброшен и перестал беспокоить партизанский тыл.
Здесь, к слову, можно заметить, что Красные могли бы испытать больше проблем, если бы в сражение активное участи принял бы Южный отряд, состоящий из частей 3-ей дивизии Печёнкина. Она ещё 26 августа был передан под командование Тиманова, однако, с места так и не сдвинулась, ибо предыдущие схватки с партизанами снизили её боевой дух в «район полшестого». На что Печёнкин печально замечал, что приказать о наступлении своим солдатам он не может – так как будет только хуже.
«Бабушка русской революции», приглашённая на антибольшевистский «шабаш», сама чуть не стала жертвой штурма железной дороги.
Итак, Самаро-Златоустовская железная дорога была захвачена партизанами на протяжении десятков километров, которые сразу же приступили к её разрушению. Помимо решения оперативных задач это привело к забавному курьёзу, так как нарушение железнодорожного сообщения привело к тому, что на запланированное помпезное «государственное совещание» в Уфе опоздали (чуть не попав в плен) ряд высокопоставленных гостей, включая «бабушку русской революции» и одного из организаторов партии эсеров Е.К.Брешко-Брешковскую. Да, и само совещание, начавшееся 8 сентября, было осенено торжеством уже не белого, а красного оружия.
В целом, можно заметить, хотя штурм железной дороги увенчался успехом – организован он был неважно. Партизанское командование очень неумело маневрировало силами, что привело к обострению под Иглино и неуспеху под Шакшой. Более того, только неорганизованность уже белого воинства позволило партизанам прорваться на север без особых проблем. При этом неудачные атаки моста у Шакшы привёли к тому, что был снят с повестки штурм Уфы, которую Белым, по большому счёту, некем было защищать, а перед партизанской армией по-прежнему находилась река Уфа, форсирование которой никто не отменял.
30 августа партизанская армия пересекла Самаро-Златоустовскую железную дорогу и двинулась в сторону села Красная Горка, где намеревалась организовать переправу через Уфу. Впрочем, не успокоились и Белые: командующий Поволжским фронтом полковник Чечек потребовал от генерала Тимонова не выпускать Красных на север, прекрасно понимая, что с ними проще справится на безлесых равнинах в районе Иглино. Он ещё раз указал на необходимость безоговорочного подчинения командованию уфимского района частей Уральского корпуса, а также всех чехословацких и польских легионеров. С доводами высокопоставленных чинов согласились, передав в руки Тимонова Сводный сибирский отряд полковника Моисеева, что, впрочем, оптимизма не добавило. Казаки Печёнкина, по-прежнему, бунтовали и отказывались воевать (их небольшой отряд прибыл в Иглино только 4 сентября, когда основное действо для Белых уже провалилось); к тому же Бугурусланский полк пришлось отозвать на фронт, где возник очередной кризис. Тем не менее, Белые от преследования не отказались.
Наступать на партизан планировалось тремя колоннами. 1-го сентября полковник Моисеев отчитался, что настроение частей «отличное», что опять же отличалось от реальности. Дело в том, что средняя колонна, состоящая из белочехов и поляков, забив на распоряжение начальства, наступать отказалась. Мотивируя тем, что их не покормили, да и, вообще – они уставшие. Сдвинуть их с места не помог даже «суровый окрик» из штаба фронта – чехи уже вкусили упорства красных партизан и дырявить свои шкуры в непонятной для них войне – не желали. Тем не менее, уже 1 сентября оставшиеся колонны настигли партизан и вступили с ними в боестолкновения.
Быстрый марш блюхеровцев к Красной горке оказался удачным – им удалось захватить небольшой паром и другие переправочные средства. Конечно, всю армию на них переправить бы не удалось, но передовой отряд Павлищева попал на правый берег, а две сотни верхнеуральцев, вообще, добрались вплавь, и в этот же день захватили деревни Надеждено и Казанку. Плацдарм был захвачен – теперь оставалось построить мост, чтобы перебросить оставшуюся часть армии и обозы.
С этим возникли проблемы. Дело в том, что река Уфа в этом месте была шириной 200 м и глубиной до 4-5 метров, что к тому же осложнялось безлесой местностью. С последним вопросом справились – пустив на мост постройки местных жителей. Неискушённый читатель сразу представил следующую картину: мордастые красноармейцы штыками отталкивают визжащих баб с сопливыми ребятишками, пока другие раскатывают крестьянские хибары до последнего брёвнышка. Ага, труды неподкупного российского кинематографа последних десятилетий не прошли даром. В реальности всё было несколько замысловатей. Во-первых, Красные позиционировали себя как друзей народа. И, надо думать, разрушая единственное жильё крестьян в преддверии осени - таковыми не вряд ли станешь ни в реальности, ни в молве. Поэтому реквизиции касались, в первую очередь, кулаков и купечества. Да, с этими не церемонились. Более того, при обыске у местного кулака нашли ворох расписок местных жителей за деньги, муку и семена. Комиссар финансов отряда Сандырев (который золото из Верхнеуральска эвакуировал) собрал местных жителей и прилюдно эти записи сжёг. После этого сказал, что большевики за долги народа с кулаками расплатились, поэтому все могут расходиться домой, но если кто-то хочет помочь советской власти на строительстве моста, то милости просим. И не поверите – от желающих не было отбоя. Во-вторых, за работу и постройки платили. Или вы думаете, что мануфактуру, которую с таким трудом вывез отряд, берегли на юбки и кофты для особо приближенных комсомолок? Другое дело, что дома и постройки могли стоить много больше, чем предлагали Красные, но здесь ничего не поделаешь – военная необходимость. Поэтому для несогласных был штык красноармейца и маузер комиссара. В общем, кнут и пряник в меру. Что интересно, в советской историографии так же наблюдался изрядный перекос. Например, большинство позднесоветских авторов считало, что красногорское крестьянство действовало исключительно в рамках классовой солидарности и само предложило партизанам разобрать свои дома под мост. Увы и ах, действительность была много сложнее и прихотливей.
Пока строился мост, Белые подтянули к плацдарму 13 и 14-е Уфимские полки, части Уфимского и Бирского гарнизона, которые усилили напор на отряд Павлищева и горстку верхнеуральских кавалеристов. Последние запросили помощь у Блюхера, который бросил в бой резервный Верхнеуральский отряд. Тот в ночь с 2 на 3 сентября начал переправу на правый берег реки. Уже 3 сентября отряд вступил в соприкосновение с противником. Лобовое столкновение не судило партизанам ничего хорошего, а в случае поражения враг получал возможность обстреливать незаконченный мост с помощью артиллерии. В итоге было найдено другое решение: разведчики обнаружили, что подходы к левому флангу и тылу атакующего противника плохо охраняются, поэтому в обход были брошены полторы конные сотни под командованием Ф.М.Вандышева (прозванного в отряде «обходным генералом»). Лобовая атака, совмещённая с ударом в тыл, снова привели к закономерному успеху: Белые, не успев перестроить ряды, дрогнули и побежали. Разгром был полный. Партизанам досталось 3 орудия, 6 пулемётов и много другого имущества.
Наладились дела и у отряда Павлищева, который мало того, что в атаке опрокинул врага, так к тому же захватил 50 000 патронов, что полностью решило проблему патронного голода, который сулил серьёзными проблемами арьергардным отрядам на левом берегу.
Мост был готов 3 сентября в обед (спустя 36 часов после начала постройки), когда ещё не был понятен исход схватки за плацдарм. Блюхер медлил с приказом о переправе обоза, в то время как сражение на левом берегу разгорелось уже в нескольких километрах от Красной горки. При этом несколько выпущенных по селу снарядов упали недалеко от переправы, что закономерно вызвало панику в обозе, который ринулся к мосту. Останавливать обезумевшую толпу пришлось Блюхеру, который не только навёл порядок, но и смотался на правый берег, выяснил обстановку и дал, наконец, приказ на переправу.
Впрочем, её судьба решалась не только в боях за плацдарм, но и на левом берегу, где арьергардные отряды отбивали яростные атаки полковника Моисеева. Ситуация здесь сложилась крайне неустойчивая. С одной стороны, Сводный отряд Моисеева нёс тяжёлые потери и был на грани остановки, с другой, у партизан сложилась катастрофическая ситуация с боезапасом. Так 3 сентября Троицкому отряду (более 1000 человек) для удержания позиции около Старо-Кулёво было выделено всего 1500 патронов. При этом надо понимать, что это последний рубеж обороны, поэтому на отход без приказа партизаны права не имеют. В это время полковник Моисеев, ободренный обещаниями резервов (ага-ага, знаем мы как Печёнкин с чехословаками торопились), ожесточённо ринулся в атаку. И вот здесь не последнюю роль сыграл захваченный Павлищевым боезапас, который не только позволил партизанам выстоять, но и провести решительную контратаку. Не ожидавшие такого моисеевцы не только были остановлены, но и поставлены на грань разгрома, прекратив преследование партизан. После чего Троицкий отряд в ночь с 3 на 4 сентября отступил за Уфу, а мост был сожжён.
Окончание истории в следующей части.